*** Непрощенный.
Снова проливается кровь. Он покоряется, даже быстрее, чем ты ожидал. Через постоянную боль унижения приходит познание правил.
-Не надо...
-Надо. Надо, я же вижу, - безумная ухмылка. Пальцы Джера двигаются быстро, настолько стремительно, что взгляд Адама не поспевает за ним. Резкое движение - жалкие попытки сопротивления.
-Ты же сам понимаешь... - губы Джера влажные и блестят. Улыбается, откровенно наслаждаясь ситуацией. Ему нравится видеть падение Адама. Нравится видеть, что выиграл он. Нравится. Он прекрасно осознает - если победа еще не в его руках, то все идет именно к этому. Адам прикрывает глаза и болезненно морщится.
-Терпи, - голос звучит несколько строго, напоминая о далеком детстве. Именно тогда Адам усвоил одну простую вещь - после проступков, даже малейших, всегда следует наказание. За все надо платить в разы больше.
-Ты был слаб. Ты и сейчас слаб. Ты проиграл не мне, - Джер фыркнул, - Ты проиграл прежде всего себе, понимаешь? Слабый мальчик... - каждое слово нараспев, - Мой милый слабый мальчик... - невыносимо больно, невыносимо обидно, но терпеть нужно. "Так надо".
-Виноват лишь ты сам.
Со временем, ребенок начинает понимать. Проступок = боль. Растеряв все свои мысли, униженный, непрощенный , он дает свой обет - отныне его воля принадлежит не ему.
-Все, что ты чувствовал... - Джер медленно проводит пальцами по обнаженной спине.
-Все, что я узнал... - и смеется.
-Никогда не показывать. Никогда. Ни за что, - кожа Адама горит адским пламенем.
-Ты непрощенный, - произносит безапелляционным голосом. Дрожь охватывает обоих.
***
Непрощенный.
-Очнулся наконец.
Адам осматривается. Знакомая обстановка - как же давно он здесь не был! Темные тона, коричневатые шторы, тусклый свет лампы. Без сомнений, он - дома. У задернутого шторами окна ( они никогда не любили яркого света) стоит Джер, тихонько напевая что-то про себя.
-Иди сюда, - хрипло говорит Адам, - Ляг рядом со мной. Расскажи мне все, что я пропустил...
Парень медленно оборачивается. Адам наталкивается на его взгляд - почти звериный, страшный, горящий.
- Хорошо, - соглашается Джер.
Черное сердце все больше темнеет от рубцов, но солнца все нет. Нет. Ты уверен, что из-за распахнутой двери пробьется солнечный свет? Открыть эту дверь для тебя? Черное сердце еще больше темнеет от рубцов, но я встречу ее вновь, когда умру. В следующей жизни, понимаешь? Абсолютно точно, я уверен. Я встречу ее вновь.
Приходит понимание. Джер скоро оставит его. Он выбрался. Адам смог, но какова цена? Джер уйдет, нужды больше нет. Болото высыхает, черное сердце темнеет от рубцов, но солнечный свет слабыми лучиками пробивается сквозь все двери, все щели стен, сквозь плотные шторы и даже сквозь прогнившие, скрипучие половицы.
***
Знал ли, что с рассветом все изменится? Он же всегда боялся этого - то гадкое ощущение - он может просто уйти. В сущности, его никто не держит и никогда не держал, кроме него самого.
Все эти дни, по прошествии этих лет, прошли в дымке бездействия. Удушающе - густой, словно яд, отравляющий изнутри. Главный вопрос, которого он всегда избегал : "Простить себя?"
Или нет? Простить или нет?
- Ну почему же я не могу...
Куда теперь дальше идти? Я не заблужусь больше лишь по одной причине - мне больше некуда идти.
Я не могу винить тебя - по правде говоря, я сам не могу простить себя.
Адам пожимает руку Джеру, тот похлопывает его по плечу и загадочно улыбается.
- До встречи, - говорит Джер и исчезает в серовато-зеленой дымке.
Зрачки расширяются, земля под ногами проваливается, он падает, в воду, в пучину. Вода проникает в горло и душит. Конечности немеют. В голове эхом разносится смех и это чертово "до встречи, до встречи, до встречи"...